Частица тьмы - Терри Тери

Он задумывается.

— Осуществить такое невозможно при помощи лучших на данный момент технологий разрезания и редактирования ДНК. Но даже если допустить, что кому-то это удалось, и даже если произведенные в зародышевых клетках изменения позволяли передавать их потомству, потребовались бы поколения для широкого распространения изменений среди населения. А если предположить, что такие изменения были внесены уже давно, то генетическая наука тех времен и мечтать не могла о подобном.

— Все эти разговоры на тему «почему» очень интересны, но разве цель обсуждения не в том, чтобы найти способ остановить заражение и смерть людей? Я вижу только, что обладающие иммунитетом и те, что умирают, не имеют этих последовательностей. Если, конечно, исходить из того, что увиденное мною в относительно небольших количествах характерно для всех. Получается, что мы могли бы предсказать, кто выживет, если заразится, но никому больше это не поможет. И вряд ли у меня получится добавить недостающий участок ДНК другому человеку, чтобы спасти его. Это не совсем то же самое, что я сделала когда-то со своими волосами, чтобы выпрямить их — просто внесла малюсенькое изменение в уже существовавший ген. Создавать же из ничего целые участки повторяющихся ДНК задача для меня непосильная. И у нас по-прежнему нет возможности определить, кто обладает иммунитетом.

— Для дальнейшего изучения различий тебе нужны объекты, еще не подвергшиеся воздействию болезни. И как только ты поймешь, обладают они иммунитетом или нет, то сможешь тщательнее сравнить невосприимчивых и восприимчивых.

— Нет.

— Нет? — Он удивлен, что я возражаю против очевидного следующего шага — того самого, до которого я додумалась чуть раньше сама, — но нет, нет и нет. Я не собираюсь экспериментировать на здоровых людях. Это неправильно. Кроме того, единственное, что мне сейчас нужно, это сон.

Я закрываю глаза и проваливаюсь в черноту.

9

КЕЛЛИ

К тому времени, когда я возвращаюсь домой, Шэй крепко спит. Она на диване, укрыта одеялом. Неужели уснула прямо во время разговора?

Ксандер все еще здесь, в кресле напротив. Взгляд у него такой же, какой иногда бывал у Септы и который, как я узнала, означает не мешать ни в коем случае. Он думает.

Потом в его глазах появляется уже знакомое рассеянное выражение, и я понимаю, что он перемещается куда-то мысленно, как это делают выжившие. Дом мог бы сгореть, а он бы даже не заметил.

10

ШЭЙ

Просыпаюсь среди ночи. Потягиваюсь. Усталость отступила, но не ушла, хотя я проспала, должно быть, часов десять. В голове колотится тупая боль.

Чай, вот что мне нужно.

Открываю дверь и вижу слабый свет в коридоре. Дверь в комнату Келли приоткрыта. Я заглядываю к ней.

— Не спишь? — спрашивает она.

— Ты тоже? Чая?

Она встает, и мы вместе идем ставить чайник.

— Я знаю, почему я не сплю: потому что проспала целый день. А как насчет тебя?

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Странные сны.

— Странные, но не веселые.

— Точно. — Через ее ауру пробегает какая-то тень. Что такое?

Мы делаем чай, идем на диван. Что-то беспокоит меня, но неясно и смутно, что-то, имеющее отношение к Келли… что-то я должна была сделать…

И тут я вспоминаю: край света.

— Ты упоминала, что хочешь, чтобы я посмотрела, есть ли у тебя другие блоки.

— Да, — отвечает она, и это явно правда, но есть что-то еще. Что-то, что она держит при себе.

Я закрываю глаза — нет, это делать необязательно, но при моей усталости так кажется легче — и мысленно вхожу в сознание Келли.

Некоторые из блоков я уже убрала раньше. Там были те, которые не давали ей быть собой, и такие, что не позволяли нарушать определенные правила, например, ходить по территории общины. Разве кодировка на запрет покидать это место не должна быть такой же? Но никаких очевидных искусственных преград больше нет. Что еще это может быть?

Я осторожно просеиваю ее воспоминание о том, как она ходила на край света, как она это называет. Когда мы как-то ходили туда вместе, я видела через ее глаза, как мир исчезает, но не могу понять, почему так происходит. Я ищу тщательнее, но не могу обнаружить никаких психических барьеров. Если они есть, то так глубоко, что я не в состоянии отыскать их.

Я отпускаю ее, открываю глаза, качаю головой.

— Не могу ничего найти. Прости.

— Тогда, значит, я просто сумасшедшая.

— Нет! Разумеется, нет. То, что я не могу чего-то найти, не означает, что его там нет. Может, мы с тобой сходим туда, и я еще раз попробую поискать?

— Ладно, — отзывается она.

— Тебя еще что-то беспокоит?

— Нет. То есть не совсем.

— Не совсем?

Келли отводит глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом. Качает головой.

— Может, я смогу помочь, если ты мне расскажешь?

Она вздыхает.

— Ну, в общем… это Дженна.

Я вздрагиваю.

— Дженна? Что Дженна? А, это тот ночной кошмар — ты опять его видишь?

— Тот, в котором я горю? Нет.

— Что-то другое?

— Да. Она снилась мне несколько раз.

— Ты не просыпалась с криками.

— Кажется, я больше этого не делаю с тех пор, как узнала, кто я и кто она. Но это ужасно.

— Расскажи мне.

— Я как будто лечу по воздуху. Стоит ночь, но света достаточно, чтобы видеть, как будто небо не совсем темное, хоть солнца и нет. И там ты с моим братом, вы идете по острову. Он весь черный, обгоревший, словно после какой-нибудь катастрофы.

Я слушаю слова Келли, но они уносят меня к моим воспоминаниям: Шетленды. Опустевшая после пожаров земля.

— Потом я вижу что-то, похожее на сгоревший сарай, — продолжает Келли. — Внутри трещина, через которую я могу протиснуться. А потом я лечу вниз, все ниже и ниже, и это ужасно. — Она вздрагивает. — Там кругом скелеты с пустыми глазницами. Обычно на этом месте я просыпаюсь.

Волосы у меня на голове встают дыбом. Меня бьет озноб.

Келли поднимает глаза и смотрит на меня.

— Что случилось, Шэй?

— Это не сон, это реальность. Я была там.

— Не понимаю. Как может мне сниться то, чего я сама не видела? Почему?

Я качаю головой.

— Не знаю.

— Я сумасшедшая, в этом все дело, да? — Она говорит, запинаясь, словно силится посмотреть в лицо чему-то.

— Да нет же, нет!

— Ага. А все, что делается у меня в голове, это вполне себе нормальное, обычное дело.

— Послушай, ты же не выдумываешь что-то там, выдавая это за реальность. Ты откуда-то знаешь то, что на самом деле происходило с Дженной, словно у тебя ее воспоминания. Я не понимаю, как или почему, но это реально. Ты не сумасшедшая, ясно? — Я подталкиваю ее в плечо. — Ясно? — спрашиваю снова.

— Ясно. — Она посылает мне легкую улыбку.

— Прости, что в последнее время от меня было мало толку.

— Ничего, — говорит она, но на самом деле нехорошо, что тринадцатилетний подросток проводит так много времени в одиночестве — особенно когда она, судя по всему, является проводником мертвой девочки.

11

КЕЛЛИ

Шэй снова ложится спать, но я не могу уснуть. Дженна прячется в тени. Она знает, что я одна. Я много раз пыталась не подпускать ее близко, делала вид, что ее здесь нет, потому что если я признаю, что она действительно существует, не будет ли это доказательством того, что я не отличаю реально существующие вещи от тех, что живут только у меня в голове?

Но Шэй сказала, что я не сумасшедшая, что Дженна была на самом деле. Что то, чем она со мной поделилась, действительно произошло.

Если я не сумасшедшая, то что же тогда это значит?

Может быть, мне не стоит ждать, когда я усну, чтобы Дженна пришла ко мне во сне. Может быть, я могу сама установить с ней связь.

— Дженна?

Она счастлива, и это еще мягко сказано. Ее душа соединяется с моей в безграничной радости.